`Бог-скорпион`-
книг исторических повестей-притч, действие которых происходит в далеком
прошлом, однако автор поднимает здесь самые актуальные для XX века
вопросы.
отрывок из произведения:Ни трещины не
было в небе, ни изъяна в густо синей эмали. Даже солнце, плывущее в
зените, лишь оплавляло ее вблизи себя, и по небосводу текли и
смешивались ультрамарин и золото. Подобно лавине обрушивались с этого
неба пылающие зной и свет, заставляя все живое, что находилось между
двумя длинными скалами, замереть в неподвижности, как сами скалы.
Река
лежала застывшая, тусклая, безжизненная. Лишь легкий пар поднимался над
водой — единственным намеком на движение. Стаи речных птиц на берегу,
на шестигранниках ссохшегося, растрескавшегося ила, бессмысленно
таращили бусинки глаз. Заросли сухого папируса — кое где прочерченные
сломанным и накренившимся стеблем — стояли неподвижной стеной, как
тростник на росписях в гробницах; лишь вздрагивали иногда сухие
венчики, просыпая семена; и там, где семя падало на отмель, там оно и
оставалось, не подхваченное течением или ветром. Но далеко от берега
широкая, в несколько миль река, была глубокой; там солнце так же слало
вниз палящие лучи и так же плавило синюю эмаль отраженного небосвода,
повторявшего густую синеву купола над красными и желтыми скалами. И
теперь, словно выносить два солнца было выше их сил, скалы наполовину
прикрылись дрожащей завесой марева.
Черная жирная земля между
скалами и рекой была иссушена зноем. Стерня и застрявшие в ней там и
тут птичьи перья, казалось, лишены были жизни. Редкие деревья: пальмы и
акации, словно вконец отчаявшись, поникли листвой. Немногим больше было
жизни в беленых глинобитных лачугах, что так же, как деревья, застыли в
неподвижности; застыли, как мужчины, женщины и дети, которые
выстроились по обеим сторонам убитой глинистой дороги, шедшей вдоль
реки. Люди стояли, повернув головы к реке и отвернувшись от солнца,
которое отбрасывало им под ноги короткие тени цвета кобальта. Они
стояли на своих тенях и, прижав к груди согнутые в локтях руки,
смотрели вдоль реки, не моргая, приоткрыв рты.
Издалека донесся
слабый шум. Мужчины переглянулись, вытерли о льняные юбочки потные
ладони и подняли их вверх. Ребятишки, разгуливавшие голышом, зашумели,
устроили беготню, но женщины в длинных белых холщовых одеждах,
перехваченных над грудью, живо шлепками заставили их угомониться.
На
дороге возник человек, появившийся из тени пальмовой рощицы. Как и
скалы, его движущаяся фигура дрожала в струях горячего воздуха. Даже
издали его легко было отличить от столпившихся у дороги людей — по
необычности одеяния и тому, что все смотрели на него. Человек достиг
открытого места, где дорога шла по жнивью, и теперь можно было видеть,
что он бежит, бежит мелкой трусцой, медленно переставляя ноги, а народ
по сторонам размахивает руками, кричит, хлопает в ладоши и провожает
его взглядами. Человек приближался, и теперь глаз различал не только
необычность того, что он делает, но и его необычный наряд. На нем были
юбочка и высокий головной убор, то и другое из белого полотна. Его
сандалии, запястья и болтавшийся на груди широкий пектораль сияли
золотом и синей эмалью, как и жезл и плеть в руках. Его тело блестело,
покрытое потом, который градом катил с него и капал на дорогу. Видя,
как капли падают на потрескавшуюся землю, люди кричали еще громче. Те,
мимо чьего поля он пробегал, присоединялись к нему, но, едва поле
кончалось, замедляли шаг и останавливались, утирая взмокший лоб.
Уже
бегущий настолько приблизился, что можно было его рассмотреть. Когда то
округлое, лицо его от жизни в роскоши и привычки повелевать стало
тяжелым, квадратным, под стать коренастому телу. У него был вид
человека, которого не часто посещают мысли, но если таковое случается,
сомнению они не подлежат; и сейчас его единственной мыслью было:
бежать, бежать не останавливаясь. Но кроме этой, главной, мысли были и
другие, мелкие, вызванные недоумением и раздражением. Для раздражения
была достаточная причина — головной убор то и дело сползал на один
глаз, и бегущий поправлял его крючковатым жезлом. Хвосты плети,
набранные из шариков, золотых и синей эмали, били по лицу, если он
слишком высоко поднимал руку на бегу. Время от времени, как бы
спохватываясь, он опускал скрещенные жезл и плеть на уровень живота,
ибо правила ритуального бега предписывали тереть их один о другой, как
при точке ножа. Это, да вдобавок осаждавшие его рои мух, вполне
объясняло его раздражение, а вот причину недоумения понять было
несколько труднее. Он бежал через поле, глухо стуча пятками по глине, и
теперь его сопровождал только один человек — поджарый и мускулистый
юноша, который кричал ему, подбадривая, умоляя, восхваляя одновременно:
— Беги, Высокий Дом! Ради меня беги! Ради жизни! Ради здоровья! Силы!
Добежав
до края поля, они как будто пересекли невидимую границу. Люди,
толпившиеся впереди у нескольких домишек, двинулись им навстречу с
криками: «Бог! Бог! Высокий Дом!»
Их вдруг охватило такое же
возбуждение, как юношу, что сопровождал бегуна. Они встретили бегущего
воплями и слезами радости. Женщины бросались ему наперерез, позабыв о
детях, затерявшихся среди мелькания быстрых темных ног. Он медленно
бежал по узкой улочке, и мужчины присоединялись к нему. Тут же стоял
слепой старик, тощий и скрюченный, как посох, на который он опирался,
стоял, подняв руку и повернув голову к бегущему, выкатив мутные, словно
кварцевые, белки; и, слепой, он кричал со всеми:
— Жизнь! Здоровье! Силу! Высокий Дом! Высокий Дом! Высокий Дом!
Вскоре бегун, увлекая за собой юношу, оставил позади очередную деревушку; а женщины все смеялись и кричали друг дружке:
— Ты видала, сестра? Я дотронулась до Него!
Высокий
Дом все так же бежал вперед и все так же поправлял жезлом неудобную
шапку с непреходящим раздражением и, если уж на то пошло, недоумевая
больше прежнего. Теперь к нему присоединялось мало людей, когда он
пробегал по деревне, да и те, едва деревня кончалась, тут же отставали,
все, кроме худощавого юноши. Они останавливались, задыхающиеся, но с
улыбками на лицах, а Высокий Дом и его спутник бежали дальше, только
подпрыгивали завязанные узлом концы царской юбочки. В наступившей
тишине слышались лишь удалявшиеся тяжелое дыхание и глухой топот ног.
Мужчины брели назад в деревню, где их ждали расставленные на грубых
столах посреди улицы кувшины и кружки с густым пивом.
Скачать: golding_uilyam_bogskorpion.rar [84,77 Kb] (cкачиваний: 259)